Ostalghia

Davide Giromini

Originale

Traduzione russa di: The Translator Formerly Known as Gaspard...

OSTALGHIA Eravamo bambini adulti la coscienza in qualche canzone, un amaro elisir di scienza confondeva fede e ragione. Il rimorso la nostra Budapest, Per Elisa la nostra piaga partigiano passato stinto, ostentata coscienza nuova nel cielo di Praga. Eravamo belli e dannati dopo il sonno della Bohème, dentro fabbriche onirico-alcoliche di socialisti in fase rem. Eravamo rosse bandiere dimenticate in varechina, vuoti simboli decolorati cercavamo le Case del Popolo a Cortina. Il sole dentro di noi risorge senza essere nato, filtrando recrudescenze del nostro vento di trapassato. Canto del cigno, televisione, american love, lavando la voglia di Afghanistan sopra la fronte di Gorbaciov, la voglia di Afghanistan sopra la fronte di Gorbaciov. Compagni lasciamo stare è un fatto di seduzione, non di scelte alla Mara Cagol, non di fabbriche e occupazione, non di fasci e capitalismo, non di falci e rivoluzione, ma bolscevico futurismo, è un fucile e un berretto che vola in qualche canzone. Animali con la coscienza, d'evoluzione sbaglio di via, che nella barba di Marx ci maschera da padre morto di eutanasia. E se la morte è consolazione di vita, sua legittimità, a cosa serve negare Dio? A cosa serve pensare ancora che chi ha compagni non morirà? Il sole dentro di noi risorge senza essere nato, filtrando recrudescenze del nostro vento di trapassato. Canto del cigno, televisione, american love, lavando la voglia di Afghanistan sopra la fronte di Gorbaciov, la voglia di Afghanistan sopra la fronte di Gorbaciov.

ОСТАЛГИЯ Мы были взрослым детьми с совестью в какой-нибудь песне, горький эликсир науки смешивал веру и разум. Раскаяние – наш Будапешт, К Элизе – наша рана бесцветное прошлое партизанов, показное новое сознание в небе Праги. Мы были красивые и проклятые после сна Богемы, в онирическо-алкогольных заводах социалистов в фазе рем. Мы были красным знаменами забытым в отбеливателе, пустым, выцветщим симболами мы искали Народные дома в Кортине. Солнце внутри нас встаëт снова не родившись и фильтрует обострения нашего ветра давнопрошедшего. Лебединая песня, телевидение, американский закон чистя родинку Афганистана на челе Горбачëва, чистя родинку Афганистана на челе Горбачëва. Товарищи, давай оставим это, это – вопрос соблазна, и не выборов как за Мару Каголь, не заводов и занятости, не фашистов и капитализма, а большевистского футуризма, это винтовка, это летающий берет в какой-нибудь песне. Животные с сознанием, деволуция, неправильная дорога, которая в бороде Маркса надевает нам маску отца, который сделал эвтаназию. И если смерть – утешение жизни и еë узаконение, к чему это, отрицать Бога? К чему это, подумать еще раз, что тот, кто имеет товарищей, не умрëт? Солнце внутри нас встаëт снова не родившись и фильтрует обострения нашего ветра давнопрошедшего. Лебединая песня, телевидение, американский закон чистя родинку Афганистана на челе Горбачëва, чистя родинку Афганистана на челе Горбачëва. OSTALGIJA My byli vzroslym deťmi s sovesťju v kakoj-nibuď pesne, goŕkij ėliksir nauki smešivał veru i razum. Raskajanie – naš Budapešt, K Ėlize – naša rana bescvetnoe prošloe partizanov, pokaznoe novoe soznanie v nebe Pragi. My byli krasivye i prokljatye posle sna Bogemy, v oniričesko-ałkogolnyx zavodax socialistov v faze rem. My byli krasnym znamenami zabytym v otbelivatele, pustym, vycvetšćim simbolami my iskali Narodnye doma v Kortine. Sołnce vnutri nas vstaët snova ne rodivšiś i filtruet obostrenija našego vetra davnoprošedšego. Lebedinaja pesnja, televidenie, amerikanskij zakon čistja rodinku Afganistana na čele Gorbačëva, čistja rodinku Afganistana na čele Gorbačëva. Tovarišć, davaj ostavim ėto, ėto – vopros soblazna, i ne vyborov kak za Maru Kagol, ne zavodov i zanjatosti, ne fašistov i kapitalizma, a bolševistskogo futurizma, ėto vintovka, ėto letajušćij beret v kakoj-nibuď pesne. Životnye s soznaniem, devolucija, nepravilnaja doroga, kotoraja v borode Marksa nadevaet nam masku otca, kotoryj sdelal ėvtanaziju. I esli smerť – utešenie, k čemu ėto, otricať Boga? K čemu ėto, podumať ešće raz, čto tot, kto imeet tovariščej, ne umrët? Sołnce vnutri nas vstaët snova ne rodivšiś i filtruet obostrenija našego vetra davnoprošedšego. Lebedinaja pesnja, televidenie, amerikanskij zakon čistja rodinku Afganistana na čele Gorbačëva, čistja rodinku Afganistana na čele Gorbačëva.