Ιδανικοί αυτόχειρες
Nikos Xylouris / Νίκος Ξυλούρης| Original | Traduzione russa / Русский перевод / Russian translation / Traduction... |
| ΙΔΑΝΙΚΟΊ ΑΥΤΌΧΕΙΡΕΣ Γυρίζουν το κλειδί στην πόρτα, παίρνουν τα παλιά, φυλαγμένα γράμματά τους, διαβάζουν ήσυχα, κι έπειτα σέρνουν για τελευταία φορά τα βήματά τους. Ήταν η ζωή τους, λένε, τραγωδία. Θεέ μου, το φρικτό γέλιο των ανθρώπων, τα δάκρυα, ο ίδρως, η νοσταλγία των ουρανών, η ερημιά των τόπων. Στέκονται στο παράθυρο, κοιτάνε τα δέντρα, τα παιδιά, πέρα τη φύση, τους μαρμαράδες που σφυροκοπάνε, τον ήλιο που για πάντα θέλει δύσει. Tους μαρμαράδες που σφυροκοπάνε, τον ήλιο που για πάντα θέλει δύσει. Όλα τελείωσαν. Το σημείωμα να το, σύντομο, απλό, βαθύ, καθώς ταιριάζει, αδιαφορία, συγχώρηση γεμάτο για κείνον που θα κλαίει και θα διαβάζει. Βλέπουν τον καθρέφτη, βλέπουν την ώρα, ρωτούν αν είναι τρέλα τάχα ή λάθος, «όλα τελείωσαν» ψιθυρίζουν «τώρα», πως θ' αναβάλουν βέβαιοι κατά βάθος. «όλα τελείωσαν» ψιθυρίζουν «τώρα», πως θ' αναβάλουν βέβαιοι κατά βάθος. | ИДЕАЛЬНЫЕ САМОУБИЙЦЫ [1] Дверь заперта на ключ, собранье писем читается бесстрастно, в неком трансе, затем — влачась к своим предсмертным высям, в последний раз шаги звучат в пространстве. Да, говорят, вся жизнь была кошмаром. О, смех людей, достойный отвращенья, их слезы, пот, тоска по небу, — нет, недаром цепная пустота сомкнула звенья! Стоят и смотрят в окна мертвецами — на скверы, на детей, чья жизнь беспечна, на мраморщиков, бьющих в твердь резцами, на солнце — ведь закатится навечно. Конец. Вот краткая записка на прощанье, глубокая, без вычур — все, как надо, в ней — безразличье к жизни и прощенье тому, кто будет плакать до упада. Взгляд в зеркало, на стрелки часовые, вопрос: не зря ли? а здоров ли разум? и шепот: кончено! сейчас! — и, как впервые, в душе уверенность, что — следующим разом... и шепот: кончено! сейчас! — и, как впервые, в душе уверенность, что — следующим разом... |
Dveŕ zaperta na ključ, sobrańe pisem
čitaetsja besstrastno, v nekom transe,
zatem – vlačaś k svoim predsmertnym vysjam,
v poslednij raz šagi zvučat v prostranstve.
Da, govorjat, vsja žizń była košmarom.
O, smex ljudej, dostojnyj otvrašćeńa,
ix slezy, pot, toska po nebu, - net, nedarom
šćepnaja pustota somknuła zveńja!
Stojat i smotrjat v okna mertvešćami -
na skvery, na detej, ćja žizń bespečna,
na mramoršćikov, b'jušćix v tverď rezcami,
na sołnce – veď zakatitsja navečno.
Konec. Vot kratkaja zapiska na prošćańe,
głubokaja, bez vyčur – vse, kak nado,
v nej, kto budet płakať do upada.
Vzgljad v zerkało, na strełki časovye,
vopros: ne zrja li? A zdorov li razum?
I šepot: končeno! Sejčas! - i, kak vpervye,
v duše uverennosť, čto – sledujušćim razom...
I šepot: končeno! Sejčas! - i, kak vpervye,
v duše uverennosť, čto – sledujušćim razom...