Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет.[1]
Отчего любое слово больно нынче ранит?
Просто где-то рядом встали табором цыгане
И тревожат душу вечерами.
И, как струны, поют тополя.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
И звенит, как гитара, земля.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Утоплю тоску в реке, украду хоть ночь я —
Там в степи костры горят и пламя меня манит.
Душу и рубаху — эх! — растерзаю в клочья,
Только пособите мне, цыгане!
Прогуляю я всё до рубля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Пусть поёт мне цыганка, шаля.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля
Всё уснувшее во мне струны вновь разбудят,
Всё поросшее быльём — да расцветёт цветами!
Люди добрые простят, а злые пусть осудят:
Я, цыгане, жить останусь с вами!
Ты меня не дождёшься, петля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Лейся, песня, как дождь на поля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Отчего любое слово больно нынче ранит?
Просто где-то рядом встали табором цыгане
И тревожат душу вечерами.
И, как струны, поют тополя.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
И звенит, как гитара, земля.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Утоплю тоску в реке, украду хоть ночь я —
Там в степи костры горят и пламя меня манит.
Душу и рубаху — эх! — растерзаю в клочья,
Только пособите мне, цыгане!
Прогуляю я всё до рубля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Пусть поёт мне цыганка, шаля.
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля
Всё уснувшее во мне струны вновь разбудят,
Всё поросшее быльём — да расцветёт цветами!
Люди добрые простят, а злые пусть осудят:
Я, цыгане, жить останусь с вами!
Ты меня не дождёшься, петля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
Лейся, песня, как дождь на поля!
Ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля!
×
![]()
Note for non-Italian users: Sorry, though the interface of this website is translated into English, most commentaries and biographies are in Italian and/or in other languages like French, German, Spanish, Russian etc.
Kamnem grust’ visit na mne, v omut menja tjanet.
Otčego ljuboe slovo bol’no nynče ranit?
Prosto gde-to rjadom vstali taborom cygane
I trevožat dušu večerami.
I, kak struny, pojut topolja.
Lja-lja-lja-lja, lja-lja, lja-lja-lja-lja!
I zvenit, kak gitara, zemlja.
Lja-lja-lja-lja, lja-lja, lja-lja-lja-lja!
Utoplju tosku v reke, ukradu hot’ noč’ ja —
Tam v stepi kostry gorjat i plamja menja manit.
Dušu i rubahu — èh! — rasterzaju v kloč’ja,
Tol’ko posobite mne, cygane!
Proguljaju ja vsë do rublja!
Lja-lja-lja-lja, lja-lja, lja-lja-lja-lja!
Pust’ poët mne cyganka, šalja.
Lja-lja-lja-lja, lja-lja, lja-lja-lja-lja
Vsë usnuvšee vo mne struny vnov’ razbudjat,
Vsë porosšee byl’ëm — da rascvetët cvetami!
Ljudi dobrye prostjat, a zlye pust’ osudjat:
JA, cygane, žit’ ostanus’s vami!
Ty menja ne doždëš’sja, petlja!
Lja-lja-lja-lja, lja-lja, lja-lja-lja-lja!
Lejsja, pesnja, kak dožd’ na polja!
Lja-lja-lja-lja, lja-lja, lja-lja-lja-lja!